13. ЯЗЫКИ, КОТОРЫЕ НАС ОКРУЖАЛИ

13. ЯЗЫКИ, КОТОРЫЕ НАС ОКРУЖАЛИ

(из повести «Житомирское детство»)

А. Грибер

Жители нашего двора, нашего квартала да, пожалуй, и всей улицы разговаривали на разных языках: русском, украинском, польском и, конечно же, на еврейском, который назывался ещё и по-другому — идиш. Весьма часто в разговорах можно было услышать смесь всех этих языков. Получался такой своеобразный «суржик» — русско-украинско-польско-еврейский язык.

И что самое интересное, так это то, что все друг друга понимали очень хорошо. Дело доходило до абсурда. Если кто-нибудь в разговоре хотел сказать собеседнику что-либо такое, чтобы другие не поняли, было трудно найти язык, на котором это высказать.

Так или иначе, я впитывал все языки. Русский и украинский язык я знал в совершенстве на уровне родного языка. Польский язык я понимал неплохо, но разговаривать на нём мне доводилось мало. Хотя впоследствии при поездках в Польшу знание польского языка мне очень пригодилось.

В нашем доме мы разговаривали друг с другом на русском языке. Но дедушка и бабушка очень часто говорили между собой на идиш. Мама тоже знала идиш, но уже не в такой степени, как её родители. Когда в доме хотели скрыть какую-либо информацию, не предназначенную для моих ушей, то взрослые сразу же переходили на идиш. Поэтому большое количество слов и выражений на еврейском языке я выучил в самом раннем возрасте дома.

Очень много для овладения языками давало также общение вне дома. Память у меня всегда была хорошая, и я много запоминал.

Как-то я пришёл домой и сообщил всем домашним, что я уже умею говорить по-еврейски. Дело было перед обедом. Когда все сели за обеденный стол, я произнёс выученную на улице фразу: «КИШ МИР ИН ТУХЭС», что в переводе означает: «Поцелуй меня в ….». Ну, в общем, в то самое место, на котором люди сидят.

Мои домашние застыли, как в финале гоголевского «Ревизора». Теперь я понимаю, какие мысли пронеслись у них в головах. Хвалить, вроде, не за что, но и ругать нельзя. Ведь ребёнок старается выучить родной язык.

После продолжительной паузы дедушка, приняв соломоново решение, сказал:

— Это очень похвально, что ты хочешь научиться говорить по-еврейски, но эту фразу, пожалуйста, больше никогда не произноси, потому что это неприлично. Я тебе потом объясню, что она означает.

В нашем доме жила старушка. Я называл её – «Бабушка Айзман». Она со всеми разговаривала только на идиш. Возможно, она плохо знала другие языки. Со мной бабушка Айзман любила вести долгие беседы на различные темы. Как ни странно, я её отлично понимал и что-то даже отвечал ей.

Покинув родной дом и двор, я на многие годы забыл идиш, так как ни в Казахстане, ни, тем более, в армии этого языка я ни от кого не слышал. Только, вернувшись в Житомир после армии, я начал вспоминать идиш.

А когда в школе я начал изучать немецкий язык в качестве иностранного, то многие немецкие слова мне показались вдруг знакомыми, да и фразы как-то сравнительно легко складывались. Как видно, цепкая детская память сыграла здесь свою роль, так как идиш и немецкий язык относятся к одной языковой группе.

Так к моим четырём языкам житомирского детства добавился ещё один язык – немецкий, который я знал неплохо. И это знание выручало меня во время поездок в ГДР (Германскую демократическую республику).