1. 24 ГОДА СПУСТЯ

1. 24 ГОДА СПУСТЯ

(из повести «Прощальные встречи»)

А. Грибер

Мой старинный друг Лёня Федорчук был замечательным человеком, отличным товарищем, прекрасным руководителем. Мне посчастливилось быть рядом с ним целых 16 лет. Мы были настолько духовно близки, что называли друг друга «братом».

Мы с Лёней расстались в ноябре 1985 года в Иркутске, куда я приезжал демонстрировать новый электронный баян «Орион» (Эстрадин-084). Затем судьба разлучила нас на целые 24 года. Лёня остался жить в Иркутске, а я в 1990 году уехал в Израиль на постоянное место жительства.

И вот в декабре 2009 года мне передали только что вышедшую в свет книгу Лёни «Собачья жизнь или Пауза для Эстрадина с оркестром». На титульном листе красовался следующий автограф автора:

«Алик, ты сумел выпустить на свободу музыку, спавшую в моей душе. Никто не смог так повлиять на жизнь друг друга, как ты и я. Спасибо тебе за всё, Великий Моцарт!»

Я был безумно рад такому подарку своего давнишнего друга. А его слова в мой адрес заставили сердце сильнее биться.

А буквально накануне нового 2010 года я неожиданно для себя получил на свой электронный адрес следующее послание от Лёни:

«Дорогой Альфред! Я знаю, ты очень активен в Интернете. Много пишешь о своей прошлой жизни, учишь людей ивриту. Жаль, что ты мне никогда и ничего не пишешь, хотя мне казалось, что мы были очень близкими друзьями. Даже никакой реакции на книгу, написанную мною, которая более месяца назад с оказией в лице родственника Романа Галицкого была каждому из Вас персонально передана. Ну, да ладно.

Я от всей души поздравляю тебя и твою семью с наступающим Новым Годом! Здоровья, счастья и творческих успехов!».

Сказать, что я был очень обрадован тем, что каким-то невероятным образом Лёня нашёл меня, это ничего не сказать. Я тут же написал ему ответ:

«Милый мой и дорогой мой Лёнечка! Книгу твою я получил только пару дней назад. Она шла из рук в руки, пока попала ко мне. Книгу читаю медленно, смакуя каждый эпизод. Также читаю отрывки из книги своим здешним приятелям и друзьям по телефону и Скайпу. Я очень горжусь тобой! Уже образовалась очередь читать твою книгу. Но я её не выпускаю из рук, пока вдоволь не наслажусь ею.

Ты мой самый-самый близкий человек за всю мою жизнь там и здесь. Не будет преувеличением сказать, что я о тебе рассказываю знакомым, приятелям и друзьям почти что каждый день. Почти все эпизоды моей жизни в Житомире связаны с тобой. Я всем говорю, что ты не просто мой близкий друг, а мой БРАТ!

А то, что я тебе не пишу, так это потому, что я не имел о тебе никаких сведений. Слава Богу, что ты меня нашёл!

Пусть новый год будет для тебя удачным и счастливым! Будь насколько можно здоровым и благополучным!

Передай привет всем-всем нашим ребятам, всем-всем нашим коллегам, приятелям и друзьям! Перечислять по именам не буду, так как это займёт весь ресурс Интернета. Я всех помню и никого не забыл. Даст Бог, когда-нибудь я ещё напишу о наших славных днях и годах.

Лёнечка, дорогой! Самое главное, будь здоровым и счастливым! Я тебя люблю!»

Ответ Лёни не заставил себя ждать:

«Рад был, дружище (пардон! — БРАТ!) получить от тебя это письмо. Хорошо, что нашлась возможность контачить. Не забывай обо мне, Алик. Мне не так уж хорошо, а без тебя — тем более! Я тебя тоже очень люблю. Да, ты это не мог не почувствовать, коль читаешь мою книгу!

Так нас жизнь вела, брат, — мы с тобой всегда друг друга понимали лучше других. Получалось — а я всегда это чувствовал на 100% — что ты всегда озвучивал то, что творилось в моей душе. Это тоже надо было чувствовать. Но я в этом никогда не сомневался. И ты, думаю, тоже.

Хорошего тебе Нового года!»

В начале января уже 2010 года я получил новое письмо от Лёни:

«Дорогой мой Альфред! Я хочу сказать о тех чувствах, которые меня одолевали при написании книги о наших приключениях.

Помню, кто-то о тебе сказал, что когда ты играешь, то стены раздвигаются. Или это даже написано было в газете, не помню точно.

Многие были к тебе несправедливы, и я в том числе. Посмеивались, покритиковывали.

Но сейчас с большого расстояния я вижу твою фигуру совсем иначе. Ты был совершеннейшим асом в Эстрадинах. И я очень часто, когда ты играл — а особенно это было заметно, когда ты играл на последнем баяне нашем «Орионе» — видел то же самое, что и несчастный корреспондент газеты — я видел, как стены Дворца Спорта в Москве раздвигались, крыша улетала, и вокруг толпы, собравшейся возле тебя, начинало пахнуть розами, а зелень мая прямо ложилась на окруживших тебя слушателей. Но я до сих пор чувствую, как по спине пробегают мурашки, и вижу это чудо зелени внутри Дворца Спорта.

Ты необыкновенный талантище. И то имя, которое ты сам себе присвоил — Грибер – «Эстрадин» — абсолютно оправданно. Я до сих пор вижу это так. Грибер – «Эстрадин», а другого имени у тебя быть и не может, потому что была такая полоса в твоей жизни, что ты был только «Эстрадином». И в этом ты был вершиной. Никто более не смог на Эстрадине сыграть так, как ты.
Я ведь слушал многих. Кто только не пытался играть. Но нет, ты был самый первый, самый лучший, самый крутой.

Мне так хорошо от этой мысли, что судьба так нас свела, что я мог длительное время совершенно справедливо восторгаться тобою, слушая тебя. Я был от этого счастлив, и, наверное, счастлив и сейчас, потому что у меня было соприкосновение с тобою, и это — незабываемо.

Дай Бог тебе счастья и долголетия!»

Я не смог сдерживать свои чувства и тут же написал ответ:

«Лёнечка, дорогой мой!

Я потрясён твоим посланием! Никогда в жизни я не то что так о себе не думал, но и никогда не слышал таких слов в свой адрес. Я понимал, что я неплохой музыкант, но чтобы так… Я бесконечно счастлив, что ты такого мнения обо мне!

Книга твоя всегда рядом со мной. Читаю медленно, смакуя каждый эпизод. Очень хочется разобрать её на цитаты. Наверно, так и сделаю со временем.

Будь здоров и счастлив, мой дорогой! Удачи тебе и новых книг!»

Лёня моментально прореагировал на моё послание:

«Я тебе ещё раз говорю: ты абсолютно лучший. Я не знал и не слышал других музыкантов, которые могли бы составить тебе хоть малейшую конкуренцию. Видишь ли, с расстояния десятков лет всё видится отчётливее. Я не только восхищаюсь тобою, я разрешаю тебе цитировать то, что я написал в своих воспоминаниях, которые ты пишешь сейчас.

Извини, Алик, я как-то совсем упустил из виду, что ещё хотел очень тебе сказать.

Ведь ты был у нас не просто Грибером-Эстрадином.
Я до сих пор вспоминаю, как ты помогал Тененбауму составить схему ударного состава для баяна «Орион».
Никто из нас этого бы сделать не смог, несмотря на качества Яшки, Фукса и мои. Ты проявил себя настоящим конструктором, составив не только рисунки ритмов и участвующих инструментов. Ведь это была работа квалифицированного электромузыканта; насколько я помню, ты даже прорисовал для Яшки все схемы ударника в микросхемах! И ударная часть совместно с басом и аккордами была лучшей из всех наших инструментов!

И вообще, жаль, что всё это рано закончилось; потому что на тот момент ты уже был конструктором-профессионалом. А это, знаешь ли, мало кому удаётся. Тебе удалось, потому что ты не только был классным музыкантом, но и умнейшим инженером. А это-таки характеристика не для поступления в КГБ, как для Славчика. Это нечто выше».

Вот так мы с Лёней вновь обрели друг друга 24 года спустя.