8. ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ

8. ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ

(из повести «Житомирское детство»)

А. Грибер

Долго ли, коротко ли длился ясельный период моего детства, но в конце августа 1950 года, когда мне исполнилось 4 с половиной года, меня перевели в детский сад № 9, который находился на улице Войкова рядом с детскими яслями № 1, в которых я имел честь находиться до этого.

Я обладал большой фантазией и изобретательностью, был очень любознателен и обожал исследовать и изучать окружающий мир. Всё новое меня удивляло и восхищало. Мне нравилось всё необычное. Я предпочитал учиться чему-либо на своём личном опыте.

Однажды моё любопытство чуть не закончилось бедой.

Как-то на прогулке в детском саду я нашёл небольшой кусочек целлулоидной куклы. Не знаю, чем он мне приглянулся, но я решил его исследовать в присутствии своих товарищей по группе. И вот лёжа в кровати во время «тихого часа», я приступил к испытаниям этого кусочка на сопротивляемость материалов. Покусывание целлулоида ни к чему не привели. Поэтому я решил сделать ему химический анализ, для чего поместил его в рот. Слюна, выделяемая в большом количестве моим организмом во время опыта, мешала мне, и я её непроизвольно проглотил. Естественно, что кусочек целлулоида последовал вслед за слюной. Я начал сильно кашлять.

Ребята позвали воспитательницу. Та прибежала и, узнав в чём дело, быстро принесла мне тёплой воды. Я выпил целый стакан. Вскоре в детсад приехала моя мама и повезла меня в больницу на рентген. Там сказали, что опасности для жизни нет, и посоветовали давать мне в течение дня манную кашу. Утром вещественное доказательство моих опытов успешно было найдено в отходах организма.

Но главным занятием для меня в то время была игра. Я постоянно хотел и всегда был готов во что-то поиграть. И совершенно неважно во что. Главное, чтобы у меня была возможность побегать. Я ни минуты не мог усидеть на месте. И если игра вдруг прерывалась, то это огорчало меня больше всего. Сам процесс игры настолько захватывал меня, что подчас я не замечал никакой опасности. А всякие необдуманные, а порой и рискованные поступки своего неосторожного и бесстрашного отпрыска заставляли волноваться маму, бабушку и дедушку.

Про таких детей говорили, что они являются своего рода «вечным двигателем», потому что у них моторчик в одном месте всё время работает. Однако какое-либо бездумное «вечное» движение было не по мне. В любой игре я познавал жизнь такой, какая она есть. Я доверял тому, что сам непосредственно видел и слышал, пробовал и ощущал. И такой личный опыт позволял мне учиться всему новому гораздо быстрее и лучше.

Игры, в которые я играл, учили меня находить общий язык с другими детьми, помогали решать споры и конфликты, давали возможность узнать себя, учили соблюдать определённые правила, воспитывали такое качество личности, как инициатива, развивали дисциплину и способность действовать в команде. Но самое главное заключалось в том, что игры просто доставляли мне огромную радость.

Как видно, любовь к движению привела меня к танцам. Я танцевал постоянно на всех занятиях и праздничных утренниках. У меня даже была постоянная партнёрша по танцам — Алла Пеньковская. Наша танцевальная пара, по общему мнению, была самая лучшая в нашем детском саду. Танцевать меня учила моя мама, которая танцевала очень хорошо и красиво. Она научила меня таким танцам, как вальс, танго, фокстрот, краковьяк, венгерка, падэспань и другим.

А ещё я любил петь и с выражением читать стихотворные произведения. У меня был громкий голос, который я иногда повышал, чтобы привлечь к себе внимание других людей.

Мне нравилось играть на публику. И это лицедейство получалось у меня неплохо. Мне нравилось разыгрывать различные сценки. Как-то мама решила меня за что-то наказать и заперла меня в нашем сарае во дворе, чтобы лишить меня возможности играть с другими детьми. Но уже через короткое время дети были около этого сарая и смотрели во все щели представление, которое я им разыгрывал. Такие же представления я устраивал и позднее.

Всех окружавших меня взрослых я, в полном смысле, «бомбил» своими бесконечными вопросами: «А почему…? А зачем …? А где …? А когда …? А для чего …? А что изменится, если …? А что там …? А что здесь …?

Взрослые сначала отвечали, объясняли, а потом говорили мне:

— Всё тебе надо знать. А не слишком ли ты любопытный?

— Я не любопытный, — слышали они в ответ, — я любознательный.

— Ты посмотри на него, какой он разговорчивый. За словом в карман не полезет,

— А в карманах слова не держат, — отвечал я. — Вот у меня, например, слова живут прямо на языке. Я даже не успеваю подумать, как они уже слетают с языка прямо Вам в уши.

— А знаешь ли ты, что существуют определённые правила, как, что и когда нужно говорить?

— И что, все люди должны говорить одинаково? – сомневался я. — Значит, и думать они должны одинаково? А почему я не могу думать и говорить по-другому? А что случится, если я буду не такой, как все?

— Надо всё принимать как само собой разумеющееся, — убеждали меня. — А ты сомневаешься, правильно или неправильно люди что-то разрешают, а что-то запрещают.

— А может они ошибаются? – не унимался я. — Как узнать, что на свете правильно, а что неправильно?

Эти вопросы «мучили» меня, так как оставляли у меня ощущение неудовлетворённости существующим положением вещей. Но мой ещё детский ум не мог дать на них ответы. А моя природная любознательность и приводила меня к тому, что я или плохо себя вёл или не слушался.