19. КОНФЛИКТ С УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ

19. КОНФЛИКТ С УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ

(из повести «Житомирское детство»)

А. Грибер

Я проучился в классе у Анны Александровны три неполных года начальной школы, потому что произошёл серьёзный конфликт. А дело было так.

Весной 1956 года, когда я был в третьем классе, мне сделали операцию по удалению гланд (миндалин). В школу я, естественно, не пришёл. Анна Александровна, придя на урок и не увидев меня перед собой (а я ведь сидел на первой парте), спросила учеников:

— Кто-нибудь знает, почему нет в классе Алика Грибера?

— А ему сегодня гланды вырезают, — ответили одновременно мои друзья Арик Белошицкий и Шура Бух.

И тут последовала фраза учительницы, которая и послужила поводом для конфликта:

— Пусть его там совсем зарежут.

Когда после операции я вернулся в школу, мне рассказали об этом высказывании учительницы. Я, возвратившись домой, тут же всё рассказал своим домашним. На следующий день мама пришла в школу, зашла в кабинет директора Викентия Йосифовича и рассказала ему о том, что случилось.

Он тут же вызвал к себе Анну Александровну. Как только та вошла в кабинет, Викентий Йосифович, не скрывая своего недовольства, сказал ей:

— Я хочу узнать у Вас, Анна Александровна, правда ли то, что мне сейчас рассказала мама Алика Грибера?

— А что случилось, Викентий Йосифович?

— Она мне сейчас рассказала, что, находясь на уроке и узнав, что Вашему ученику Алику Гриберу должны делать операцию по удалению миндалин, Вы, советский учитель, произнесли в присутствии всех учеников следующую возмутительную и ужасающую по своей сути фразу «Пусть его там совсем зарежут». Как Вы могли это сказать, Анна Александровна?

Повисла тягостная пауза. Лицо Анны Александровны постепенно начало приобретать пунцовый оттенок. Как видно, её застал врасплох этот вопрос директора. Затем она, не зная, куда спрятать свои глаза, проговорила:

— Понимаете, Викентий Йосифович, я это сказала «в сердцах», не подумав. Я же совсем не желала, чтобы его зарезали. Просто ляпнула первое, что пришло в голову.

— Но Вы же учитель, Вы же должны думать, прежде чем сказать что-нибудь, тем более, при учениках. И как теперь им объяснить, что Вы имели в виду и что не имели? И как теперь Вы будете смотреть в глаза этому ребёнку и его матери?

— Простите меня, пожалуйста, Викентий Йосифович!

— Да Вы не у меня, а у Эсфирь Григорьевны и её сына просите прощения.

Анна Александровна повернула лицо к моей маме:

— Эсфирь Григорьевна, простите меня, пожалуйста! Я сама не знаю, как у меня это вырвалось изо рта.

— Я не уверена, — произнесла моя мама, — что я и мой сын сможем простить Вас за Ваши слова. И я не уверена в том, что Вы можете и дальше работать учителем. Пусть это решают гороно и Ваш директор. Но мой сын в Вашем классе больше учиться не будет.

— Мы сегодня же соберём педсовет, — сказал Викентий Йосифович, обращаясь к моей маме, — на котором обсудим поведение и высказывание Анны Александровны.

Затем повернувшись к учительнице, он отчеканил:

— А Вы, Анна Александровна, пока можете вернуться в класс. Ваша судьба будет решаться сегодня после уроков на педсовете.

Директор и завуч школы просили маму не подавать жалобу в отдел народного образования, чтобы на школу не упало чёрное пятно. Только из уважения к руководству школы мама не предприняла дальнейших шагов. Учительнице объявили строгий выговор, а меня перевели в параллельный класс.

Как говорится, история была не из приятных.

Поступок этой учительницы, конечно, заслуживает осуждения, на мой взгляд. Педагог так себя вести не должен, даже если ученик ему, мягко говоря, не нравится.