2. РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ
(из повести «Житомирское детство»)
А. Грибер
Несмотря на то, что по воле случая я родился в городе Пятихатки Днепропетровской области, своей родиной я считаю город Житомир, в котором я прожил в общей сложности 32 с половиной года.
Одноэтажный дом, в котором жила наша семья, находился на улице Карла Либкнехта № 44 в квартале между улицами Леси Украинки и Сенная. В этом доме было пять квартир. Мы жили в квартире № 3. В этой квартире я прожил, в общей сложности, тринадцать лет: первые десять лет моей жизни до отъезда в Казахстан, а затем ещё три года после возвращения из армии.
Наша квартира состояла из двух комнат, небольшого коридорчика, который служил нам также кухней, и веранды, которая в летнее время несколько расширяла наше жизненное пространство. Большая комната была размером около 15 квадратных метров. Посреди неё стоял большой стол с четырьмя стульями. За этим столом собиралась вся наша семья. А по периметру комнаты располагались, кроме двух дверей и двух окон, двуспальная кровать бабушки и дедушки, небольшая кушетка между окнами, шкаф и печка, которая обогревала зимой сразу две комнаты. Маленькая комната была размером около 9 квадратных метров. Там стояла мамина кровать, небольшой стол и шкафчик. Потом там появилась моя кроватка. А когда я вырос, эту кроватку заменила раскладушка, которую устанавливали на ночь рядом с маминой кроватью.
Как можно догадаться, ни ванной, ни душа, ни туалета по причине отсутствия водопровода в квартире не было. Сейчас нам, живущим в современных домах со всеми удобствами, даже трудно себе представить, как можно было жить в таких условиях. А мы обходились без всего этого. Все вокруг так жили. Рукомойник — в коридоре на стенке, а под ним — таз или ведро. Вода — на улице в колонке, до которой, как минимум, метров пятьдесят. Ведро со стульчаком для естественных надобностей ночью, а иногда и днём — в коридоре. Мытьё и купание — в тазиках и бадьях. И только раз в неделю ездили в баню. Вот так и жили.
И что самое странное — были счастливы. Лишь бы не было больше войны. Несмотря на то, что совсем недавно отпраздновали победу над Германией, многие люди опасались, что может опять вспыхнуть война. Вторая мировая война окончилась, и оказалось, что СССР и США могут дружить только «против» кого-то, но не между собой. Началась «холодная война». Обстановка была в то время такой напряжённой, что, казалось, ещё немного и начнётся «горячая» война между СССР и США.
Однако мой дедушка Гриша тогда сказал:
— Нет, сейчас войны не будет.
А потом, показывая на меня, добавил:
— Вот эти дети растут для войны.
Помолчав немного, он озабоченно покачал головой:
— Мой сын Изя уже семь лет служит в армии и должен вот-вот вернуться домой. Я опасаюсь, как бы не задержали его демобилизацию в связи с таким международным положением.
Слава Богу, опасение дедушки не подтвердилось. Дядя Изя в марте 1947 года вернулся домой. Вскоре он устроился на работу в мастерскую по ремонту радиоаппаратуры и технических средств связи при областной Дирекции радиотрансляционных сетей.
Моя мама устроилась на работу после долгого перерыва, связанного с моим рождением, только в октябре 1947 года. Начала она свою послевоенную трудовую деятельность в качестве счетовода-кассира Житомирского Гортопа. Такие деловые качества моей мамы, как организованность, обязательность, дисциплинированность и желание помочь людям были оценены, и в марте 1948 года её назначили по совместительству ответственной по учёту кадров. А уже в феврале 1949 года маму переводят на должность бухгалтера по расчётам. И с этого момента начинается её бухгалтерская карьера.
Доброго времени суток Альфред! Твой рассказ «МОЙ РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ» оказался таким светлым и трогательным. Подробности неприхотливого быта будоражат память. Ты правильно заметил – так жили все!
А когда ты рассказываешь о фотографировании ребятишек во время «высаживания» на горшок – столько тепла в этих строчках!
Удивительно, но мое первое детское воспоминание тоже связано с сиденьем на горшке. Мне в то временя исполнилось уже 5 лет, но горшок оставался принадлежностью быта в те годы очень долго. Ведь другие «удобства», типа «очко» во дворе, были для ребенка не только неудобны, но и опасны
Итак, я сижу на горшке и про меня все забыли. Вся коммунальная квартира в небольшом уральском городке Березовске рыдает! Поневоле такое будешь помнить!
Это было 5 марта 1953 года — объявили о смерти Вождя. Мать прилаживает черную ленточку к портрету (неизменное украшение каждой квартиры в те годы). Уже позднее, став взрослой, понимая, что у родителей никогда не было никаких иллюзий относительно личности Сталина — они считали его извергом, убийцей — я спрашивала: почему же так рыдали?? Ответ был простой — от страха.
СТРАХ — спутник любой семьи того времени, тем более семьи еврея. Соседка рыдает. А если ты будешь прыгать от радости, то кто-нибудь обязательно донесет. Дело врачей было в самом разгаре. Ключевым словом в этом процессе было не «ВРАЧ» а «ЕВРЕЙ». Неважно, кем он был.
Вот так, на горшке, политика впервые вошла в мою жизнь.
Женская память бережно хранит подробности, на которые девчонки больше обращают внимание. Ты, Альфред, упомянул большой шкаф. Такой шкаф гордо стоял почти в каждой квартире. Он был выкрашен бежевато – коричневой масляной краской, с разводами под драгоценный дуб или орех. В зависимости от того, какая краска оказалась под рукой.
В нашей квартире почетное место занял немецкий «трофей»: зеркало в толстой красивой блестящей раме. Это зеркало мой дядя Рома притащил аж из Берлина, наивно полагая, что рама золотая.
В семье действительно считали, что это зеркало – огромная ценность. И нам с маленькой сестренкой категорически запрещалось его трогать! Но мы, нарушая запрет, потихонечку ковыряли раму, обнаруживая внутри что-то совсем не похожее на золото!
Со временем зеркало само облупилось и оказалось, что ценная рама изготовлена из папье – маше, покрытого бронзовой краской.
Еще одна ценность — кучка разнокалиберных ложек, вилок и непонятных принадлежностей для еды. Тоже из Берлина. Они, якобы, были «из чистого серебра». Легенда о серебряной посуде продержалась дольше. Когда, будучи уже взрослой, я решила потихоньку одну, самую маленькую ложечку, пожертвовать на изготовление сережек и колечка (ужасно хотелось!!), то в ювелирной мастерской меня разочаровали – ложечка оказалась мельхиоровой. Так же, как и вся остальная посуда!
Многие мифы того времени оказалось фальшивыми, как и наши немецкие трофеи. Каждое послевоенное десятилетие приносило все новые разоблачения, а вместо старых мифов громоздились новые. Но мы осознали это уже в зрелом возрасте.
А пока главным инструментом познания окружающего мира для мальчика Альфреда и девочки Тани оставалась ЛЮБОВЬ.
Родительская, материнская любовь, которая, как подушка безопасности охраняла нас от жизненных бурь и штормов.
Любовь, которая формировала наш характер, пробуждала интерес к жизни во всех ее проявлениях.
Любовь, которая сделала наше детство счастливым и радостным, несмотря на трудности послевоенных лет.
Какое чудесное дополнение к моему рассказу сделали Вы, Татьяна! Большое спасибо!